Їх дуже поважають на фронті. Свої люблять тією солдатською любов’ю, якою можуть любити лише на фронті, коли у скруті з’являється бажане і дуже сильне підкріплення.
Ворог же нашорошує вуха, бо це для них одна з найстрашніших спецур «Хунти» – поважають.
За один бойовий вихід спецпідрозділ вирішив декілька небезпечних завдань, на різних ділянках фронту. Патріоти України пропонують ознайомитися з захоплюючим репортажом з передової, про солдатський хліб захисників Батьківщини, котрий підготував військовий кореспондент. Вороги називають їх “альфонсами”, свої – “альфачамі”, “спецурой”, ельфами 80-го лівіла “.
Кореспондент Фокуса провів кілька днів з бійцями команди спеціального призначення – солдатами невидимого фронту в зоні АТО Враги называют их “альфонсами”, свои — “альфачами”, “спецурой”, эльфами 80-го левела”. Корреспондент Фокуса провёл несколько дней с бойцами команды специального назначения — солдатами невидимого фронта в зоне АТО Колонна из нескольких машин едет по разбитой ночной дороге. Временами шипяще булькает рация: “Впереди чисто, обходим”. И вся колонна, повторяя один манёвр, обгоняет медленно ползущую фуру. Сидящий рядом с водителем на штурманском месте подносит к губам рацию: “Манёвр закончил, колонну замкнул”. И снова тишина в эфире. Чуть покачиваются сонные фигуры людей, сидящих рядом со мной в бронекапсуле. Встречный свет фар выхватывает шеврон с большой буквой “А” на рукаве.
Я до сих пор не очень верю в реальность происходящего — мне удалось попасть на выезд команды специального назначения. Это не спецназ в его привычном понимании. Это не те, кто перешибает мизинцем ствол гаубицы и лопатой сбивает вертолёты. Но это именно те, о ком ходит больше всего слухов. Это те, чьё появление на передовой вызывает нервную дрожь “на той стороне”. Среди них есть люди с боевым опытом. Есть те, кто прошёл не одну горячую точку. Есть те, кто служил в легендарной “Альфе”. Как их только не называют. Враги зовут “альфонсами”, свои — “альфачами”, “спецурой”, “спецами”. Некоторые их зовут “эльфами 80-го левела”, то есть уровня. По их делам может создаться впечатление, что это суперсолдаты из будущего. На самом деле — внешне обычные люди. Отличает их взгляд. И, пожалуй, собранность. Они молчаливы, нет лишних движений.
Говорят негромко. Часто улыбаются. При этом не любят садиться спиной к дверям в любом помещении и очень неохотно говорят о своих делах. Больше об их делах говорят враги и вражеские СМИ. Они работают там, где заканчивается разговоры, проще говоря, там, где нужно выполнить задачу, а не разводить трёп. Командир группы — плотно сбитый офицер с позывным Ястреб при знакомстве крепко жмёт руку. Пока восстанавливается кровообращение в кисти, слушаю его. — Мы, можно сказать, волонтёры. Среди задач группы — сопровождение грузов и людей, доставка спецснаряжения и многое другое, о чём можно будет рассказать после победы. Поэтому просто смотри и запоминай. В этот раз группа выдвигается в сторону донецкого аэропорта — о задаче не сообщают, но длинные чехлы в машине говорят о многом. Отпускники воюют Утро встречаем в дороге. Привычные, хорошо знакомые приметы прифронтовой полосы резко начинаются у Славянска — разбитые дома, взорванный мост, наведённая вместо него понтонная переправа, обжитые блокпосты. Свернув с главной дороги в одну из лесопосадок, группа экипируется.
Бронежилеты, разгрузки, каски, автоматы, пистолеты, аптечки, жгуты, дымовые шашки, гранаты, наколенники, магазины, обмотанные разноцветными изолентами, рации. Вместо улыбчивых людей передо мной оказалась группа экипированных солдат, готовых к любой неожиданности. Колонна трогается и петляет по избитой дороге. Внезапно оживает рация: возникает проблема в одной из машин — у неё рвётся ремень генератора, о чём коротко информирует командир экипажа. Да, эти спецы ездят не на самой новой технике, мягко говоря. Совещание было коротким: “Тянем до города, в случае чего — на буксире, обо всех неполадках докладывать сразу же”. Пришлось заехать на одну из СТО, где работают хорошие знакомые наших бойцов. Поскольку СТО уже “за чертой”, на каждой остановке у машин выставляют боевое охранение. Пока меняют ремень, пьём кофе, знакомимся ближе. У каждого из них есть мирная профессия — от сотрудника СМИ до фермера.
Есть и военные — из тех, кто находится “в отпуске”. — Ну не только ж у х*ла отпускники воюют. У каждого своя жизнь. Но в нужный момент они собираются и делают своё дело. Тем временем ремонт машины окончен, и мы трогаемся дальше. Снова короткое шипение рации: “Первый на трассе… Второй на трассе… Колонну замкнул, на трассе. Плюс”. И снова тишина в эфире. Командир нашего экипажа — коренастый крепыш с позывным Малыш поворачивается ко мне и сидящим со мной: “Шапочки надели”. При этих словах все молча и быстро надевают каски. Следует короткий инструктаж: — На всякий случай: первым выходишь ты, потом ты, потом ты. Ты — обращение ко мне, — сидишь тихо и делаешь, что скажут. В этой деловитости обсуждения вариантов поведения при смертельной опасности нет ничего нарочитого, но становится как-то не по себе. Между тем Малыш продолжает: — Понятно, если по нам работают, лучше всего не принимать бой, а уходить, и быстро, но если хоть одна машина из колонны остановится — тут уж работаем всерьёз.
И валим тех, кого можем. Люди прекрасно понимают, что их имена, лица и даже фамилии отлично известны “на той стороне”, но относятся к этому спокойно: — Да, мы знаем, что наше появление здесь отслеживается. Мы особо и не прячемся. Но вот о том, ради чего мы приезжаем и что делаем, узнают после того, как всё сделали. Охота на снайпера Те, с кем я в экипаже, — лишь “верхушка айсберга”. Это, так сказать, зубы дракона и его огнедышащая пасть. А вот крылья, хвост, живот и прочее необходимая для работы часть скрыта понадёжнее, чем в Форт-Ноксе. Для того чтобы группа куда-то выдвинулась, необходимо предварительно собрать массу информации: кто, где, какими силами что делает, как можно помешать, чем лучше работать — все эти вопросы тщательно прорабатываются в “узком кругу ограниченных лиц” и до исполнителей доводятся только “в части их касающейся”. Вот и сейчас — едут группы прикрытия и непосредственно ударная группа. Кто где, я пока не знаю, да это и неважно. Наконец приезжаем в расположение одной из частей нашей армии, где нас ждут. Поскольку ездить порожняком на фронт дурной тон, из машин выгружается куча подарков и передач, чему бойцы очень рады. А потом, после короткого отдыха и обязательного кофе начинается работа. Задача одна из типичных — “успокоить” снайпера.
Он доставил немало бед нашим бойцам на “передке”. Почему именно снайпер? По характеру ранений и по боеприпасу, которым он работает. Характерная пуля из винтовки лежит на руке. Холодная, чуть смятая, с чёткими следами от нарезов. Кусочек прилетевшей и впустую клацнувшей зубами смерти. Почти ничего не изменилось в поведении бойцов. Но как-то суше стали слова. Резче интонации. Отрешённей взгляды. Чуть дрогнули пальцы на пряжке одного из них. Перехватив мой взгляд, высокий, гибкий, как хлыст, боец усмехается: — Да обычное дело, но лучше отбояться до выхода на точку. Традиционное “попрыгали” — фигуры, увешанные всей необходимой на фронте “галантереей”, беззвучно отрываются от земли и приземляются. У кого-то звенит в кармане мелочь, что пресекается со всей возможной строгостью. Группа едет на работу днём, потому что ночью их снайпер с позиции уходит. Останавливаемся, не доезжая до места. Выгружаемся в лесопосадке, прикрытые со всех сторон деревьями. Дальше топаем пешком. Вот и “точка”. Это длинная и грязная траншея, усыпанная гильзами. Группа рассыпается по ней. Командир передовой позиции, закопчённый и донельзя грязный, показывает примерный сектор: “Оттуда он и лупит, гад. Сейчас мы его подразним”. Судя по тому, что мы услышали с той стороны — он сам начал дразниться. Доносится треск пулемёта — падают несколько веток с деревьев, и тут над самой головой неприятно просвистывает. Командир с позывным Гудвин усмехается: – Слышал? Это и есть “зашумливание”. Пулемёт лупит куда попало, а снайпер работает под прикрытием его огня. Между тем наш снайпер переглядывается с помощником, и оба удовлетворённо кивают головами: — Засекли. Сливающиеся с землей спецы готовы работать.
Обитатели “передка” на всякий случай присели, но тоже готовятся открыть огонь. И вот коротко, трескуче, вразнобой бьют наши автоматы. Им вторит с фланга пулемёт, и в какой-то момент снайпер аккуратно жмёт на спуск. Выстрел его винтовки почти не слышен, но дымящаяся гильза отлетает в сторону. Спустя секунды мы прекращаем огонь. На той стороне тихо. И тут взрывается огнём вся их линия — мы сидим на дне окопа и слушаем, как беснуются враги.
Пули взбивают землю на бруствере, откуда-то с фырчанием прилетает мина, но миномёт затыкают наши АГСники (автоматический гранатомёт станковый). Командир нашей группы удовлетворённо кивает: – Угадали с адресом. Бесятся… И спецы быстро сматываются под прикрытием огня пулемётов и автоматов. Пара непонятных точек Вечером, уже в расположении, обсуждали задачу на завтра. Командир роты предлагает провести совместный выезд на рекогносцировку. — Есть у нас пара непонятных точек. Давайте глянем. Броня наша, прокатимся, посмотрите, что и как по-светлому. Командиры группы, переглядываясь с Ястребом, кивают. — Да, нужное дело. — Тогда после ужина всем отбой. Обещанная броня оказывается видавшими виды бэтээрами, обваренными противокумулятивными решётками. Взбираться на броню с ними не очень удобно, острые кромки металла режут пальцы, но тут на помощь приходят перчатки и те, кто взобрался раньше.
Наконец, всё расселись на броне, и три БТР с характерным воем моторов выходят на дорогу. Тем, кто ни разу не ездил на броне, может показаться, что такая езда — штука жёсткая. На самом деле БТР на своих 8 колёсах идёт мягко, проглатывая небольшие ухабы и покачиваясь на неровностях дороги, как лодка на волнах. Сидящий на лобовом листе комроты делает характерный жест “V” и тычет им в сторону зелёнки — это означает “смотри в оба”. Повинуясь его жесту, сидящие на броне бойцы разбирают сектора для наблюдения и направляют автоматы в сторону зелёной стены посадок. Не сбрасывая скорость, машины проходят через разбитое село, мимо щербатых домов, изрешеченных заборов. На одном из них сохранилась надпись ПРОДАЮ и номер телефона. За забором — сгоревший дом и торчащие стропила. Сколько ни ездил по таким местам, не могу привыкнуть к тупой безжалостности войны. Разбитые дома, сгоревшие машины, свежие могилы убитых. Следы русского мира на нашей земле. Ветер прохватывает до костей, пыль оседает на броне и одежде. Взмах руки командира — автоматы стволами вверх — проезжаем мимо одной из наших частей. Приветственно поднятые руки это своего рода АТОшный пароль “Вижу, рад видеть, удачи!”, и снова стволы смотрят на горизонт. Вот и передовая.
Она проходит по окраине села. Один БТР остаётся сзади — на всякий случай, а два выходят “на ноль”. Перед нами поле, за ним виднеются строения. Сбоку — посадка. Из земли метрах в 30 торчит уже изрядно попорченный ржавчиной хвостовик “Града”. Передовой окоп рядом с колесом, и оттуда на нас ошарашено смотрит дежурный расчёт, оглядывает непривычно чистую форму, навороченное снаряжение, потом один из солдат растерянно спрашивает: — Мужики… — на языке явно вертится “а вы кто?”, но звучит стандартное: — Закурить есть? Ему с брони кидают пару пачек сигарет. Командиры групп, вскинув бинокли, что-то сосредоточенно разглядывают. Знаем, что с той стороны в эти минуты точно также рассматривают высунувшуюся на передок угловатую морду БТР, подсчитывают тех, кто сидит на броне, и решают, что с нами делать. Со стороны врага наш БТР смотрится, как коробка с рядом грудных мишеней. От ощущения себя такой мишенью на миг становится зябко, но потом отгоняешь эту мысль. Их логика понятна — то, что приехали чужие машины, видели все, да и местные доброжелатели наверняка известили, что это машины с номерами, на которых крупно написано “АЛЬФА”.
Потом — шевеление “на передке” и, судя по всему, что высыпалось нам на головы, “уработанный” снайпер. Затем до утра тишина, и опять необычная активность. Значит, “хунта” что-то явно готовит. И они думают, что делать — стрелять самим, выжидать, звать артиллерию. Но мои мысли прерываются качком машины — это ротный уже стукнул по броне: “Поехали”. Те самые минуты, которые обычно нужны для подготовки миномётного выстрела на той стороне, прошли, и нам лучше всего исчезнуть. Коротко рыкнув, БТР рывком уходит влево, потом назад, опять влево, опять назад и втягивается в разрушенную улицу. Наш манёвр повторяет вторая “броня”, и вот мы уже закрыты от обзора чередой разбитых домов. Видим облегчённые улыбки ребят, ждавших нас у такого же разбитого дома и быстро, не снижая темпа, катим прочь от “передка”. На одном из перекрёстков колонна разделяется — одна машина идёт “отсмотреть” ситуацию на участке, где ещё вчера было жарко. Мы прислушиваемся, но с той стороны ни звука. — Молчат, — произносит ротный, потом машет рукой: – Поехали. И снова мягкое покачивание брони, ветер в лица, автоматы по секторам. Навстречу нам идёт девушка в красной куртке с пустыми 5-литровыми баллонами для воды, но мы в приметы не верим и, ответно махнув ей рукой, едем дальше. Вот и расположение. Мы дома. Командиры закрылись на совещание.
Из комнаты выходит один из “эльфов”, довольно ухмыляется: “Радиоперехват — они в а*уе, не знают, что делать”… Следом за ним выходит Малыш и, обращаясь ко мне, поясняет: “А что можно делать с теми, кого нет?” И в самом деле — этой группы нет. Вспоминая ответ Шелленберга Штирлицу, цитирую: “Скажем так — “нет”. Ждём до темноты, и в темноте, без света и огней, наша колонна уходит. Уходит незаметно. Растворяется в сумерках и весенней ночи. И снова дорога. Лаконичные доклады в рацию: “Встречка. Чисто. Обгоняем фуру”. Малыш бросает в рацию: “Манёвр закончил, на трассе”. Призраки войны. Невидимые солдаты невидимого фронта. Гул моторов. Покачивание сонных фигур. Темнеющее небо, а потом чернота дорог. Огни встречных фар. Люди едут с работы домой. А на участке, где они работали, как нам потом сказали, ещё несколько дней было тихо.
Джерело: http://patrioty.org.ua/
