В беседе с журналистом Ярославом Гребенюком Онджей рассказал, почему ему запретили въезд в Россию, как он побывал в Славянске, а также высказал свое мнение о цене независимости Украины и его родной Чехии.
Затем чешский журналист проинтервьюировал бойца АТО и волонтера Виталия Овчаренко. Следующим собеседником Онджея Соукупа в студии ONLINE.UA стал общественный активист и правозащитник Алексей Бида, очевидец начала так называемой "русской весны" 2014 года, с которой началась война на Донбассе. Сообщает http://u-news.com.ua/
Алексей "Доктор" Бида в Луганске был известен, как популяризатор культуры — устраивал концерты, кинофестивали, акции, выставки, туристические походы.
Зимой 2014 года, когда пророссийские силы активизировались в Луганске, стал одним из лидеров Евромайдана, за что впоследствии был схвачен сепаратистами и подвергнут пыткам. Сейчас Алексей Бида — координатор Центра документирования в Украинском Хельсинкском Союзе по правам человека. Его задание — документировать нарушения прав человека в зоне АТО, в том числе, на оккупированной территории Донбасса. — Луганск всегда был немного в тени Донецка. Донбасс воспринимали чаще, как именно Донецк.
Во время Евромайдана события в Донецке были намного жестче, чем в Луганске. Насколько ситуации в Луганске и Донецке отличались в годы, предшествующие 2014-му? — Я вам эту разницу не скажу. Культурная тусовка Луганска, в которой я вращался, на Донецк не ориентировалась. На какие-то культурные события мы чаще всего ездили в Харьков, потом — в Киев. Так что предысторию я вам рассказать не смогу, но понятно, что Партия регионов объединяла эти два региона. Сценарий был одинаковый: и там, и там раздувался образ врага в пропаганде, создавались группы поддержки Партии регионов, в том числе парамилитарные. — Но в Луганске проукраинская тусовка была меньше, чем в Донецке. И, по сравнению с Донецком, мне казалось, что ваши акции были более миролюбивые, что ли... На что вы надеялись, когда в Луганске бегали уже люди с автоматами?
— Проукраинская тусовка была небольшой, осознание себя украинцами произошло, скорее, уже во время конфликта. А на Евромайдан многие люди вышли именно за идеи Евросоюза. Но то, что эти люди хотели уйти от России, не значит, что они хотели прийти в Украину. Их интересовали европейские либеральные ценности. А если же мы говорим о проукраинской тусовке — то это уход в национализм. Но, в любом случае, война объединяет такие силы. И сейчас национализм — на пике. А тогда подобного не было. В Луганске начали раскручивать российский сценарий. И можно было предсказать, что так и будет, вспомнив события, которые произошли в Грузии с Абхазией и Южной Осетией, или в том же Приднестровье.
Можно было предугадать, что будет. Изначально, мы не пытались лезть на рожон, старились лавировать. Если узнавали, что готовятся провокации, мы пытались уйти от этого. Боевая группировка сепаратистов курсировала между Харьковом и Донецком, и мы могли просчитывать — если вчера были столкновения в Донецке, то сегодня они будут у нас. Значит, мы сегодня на митинг не выходим. Возможно, лавируя между Харьковом и Донецком, мы и могли долго уходить от кровавых разборок, но, тем не менее, 9 марта это все произошло — было столкновение антимайдана и Майдана, и после этого некоторые активисты начали уезжать. Но основная масса выехала уже в мае. Акция "Луганск — это Украина".
Весна 2014 года. Алексей Бида — справа И когда мы собирались со своим активом после событий 9 марта, мы уже придумывали, что будем делать, когда начнется вооруженный конфликт. На что мы надеялись весной? Надеялись, что Украина обладает силовыми структурами, которые включатся в определенный момент, и конфликт будет исчерпан — как это произошло в Харькове. Как, по иному сценарию, произошло в Одессе.
Как, к сожалению, не произошло в Луганске. Насколько я знаю, силовики готовились взять штурмом захваченное сепаратистами здание СБУ, но в какой-то момент они получили приказ отойти. И после этого началась непосредственная эскалация. Боевики начали захватывать воинские части в Луганске, погранзаставу — это был первый громкий бой в городе. На тот момент мы, активисты Евромайдана, уже понимали, что боевую силу мы не представляем, и начали уезжать из города. Еще велись работы по агитации: клеили листовки, били граффити, но активных выступлений, публичных действий уже не было.
— Как я понимаю, многие луганские активисты нашли себя в волонтерском движении, чем вы занимались? — Наше волонтерское движение началось еще весной 2014-го в Луганске. Украинские военные пытались укрепить границу, их плохо обеспечивали, мы их разыскивали в полях, привозили еду, воду. Это было в апреле-мае — такой был первый задел в волонтерстве. А потом кто-то из наших ребят стал помогать военным, другие — переселенцам. Часть луганчан стала работать в информационном поле, освещая события на Донбассе — тот же сайт Информатор.медиа. Еще одна волонтерская история той весны — с Луганским аэропортом.
Узнав, что в аэропорт заехали наши военные, мы поехали вечером к ним знакомиться, человек пять нас было. Наладили первые контакты, в течение пары часов нашли воду, еду — кинули клич через свою группу в Фейсбуке. И дальше поддерживали контакт, некоторые наши активисты помогали собирать для них разведданные.
А я помогал спецотряду "Омега" из Черновцов. Они занимались охраной облсовета, но им было запрещено применять силу. Так их вытеснили из облсовета, они перешли в одну воинскую часть, потом их оттуда изгнали — там мы уже познакомились. Я стал помогать им снаряжением — один из луганских бизнесменов торговал подержанным военным снаряжением, он отдавал мне его со скидкой, а я передавал "Омеге". Они были в черное одеты. Просили: "Достань нам камуфляж — любой! Нас собираются в поля вывозить, мы в черном будем там, как мишени!" И вот достал я форму. Приехал в областной военкомат, где они размещались. Военкомат как раз штурмовали, и я попал в плен — поехал в захваченное сепаратистами здание СБУ. А снаряжение, камуфлированная форма, уже была подготовлена.
И через два дня, когда меня отпустили из СБУ, я приехал в аэропорт, куда к тому времени переместилась "Омега", и отдал им форму. А сам вскоре уехал из Луганска — на нас уже охотились. С декабря 2013-го, с самых первых акций, за нами следили, знали наше место жительства. Почему такое внимание?
Получается, мы были единственной силой, неподконтрольной Партии регионов. Потому что другие политические силы, так или иначе, контактировали с регионалами — с ними можно было договориться.
А у нас было непонятно — с кем договариваться. У нас было построение не стержневое, а резонное, любой из активистов мог подать идею и реализовать ее. Поэтому нас провоцировали, выпускали про нас листовки и развешивали их в наших подъездах, вся информация о нас была, включая ту, которую сливала регионалам милиция.
